Достали, сочувствием достали, с того и гляди прольющейся слезой:
— Ну как он мог?
Кому сочувствуете, мадам? Красавцу полковнику, лауреату Сталинских премий, автору широко идущих пьес, написавшему одно из лучших в русской поэзии стихотворений, которое, собственно, и послужило вам пропуском в эту по-человечески запретную тему?
Жениху, а потом мужу актрисы — одной из самых красивых женщин России?
Вы не одобряете его выбор?
А, собственно, кто вы такая, чтобы выносить на широкую телевизионную поляну ваши частные суждения и оценки? Откуда такая бестрепетность ваших претензий к героине? Откуда такая безапелляционность в суждении о выборе Симоновым женщины, которой он посвятил заветные строки?
Вы занимаете высокую должность в информационной империи нового времени? Слышал. Но ведь излагаемый материал вы знаете весьма поверхностно. Давайте я помогу вам кое-что уточнить.
Когда Валентина Васильевна Серова стала женой отца, т.е. формально моей «мачехой», мне было уже 4 года, и по вашей версии нашей биографии и в наших битвах на тему «чей папа?» — с моим ровесником Толей Серовым я должен был испытывать отчаянье от того, что он — Серов — живет с папой Симоновым. А я — Симонов — живу отдельной от них жизнью. Мы периодически «стыкались», когда меня привозили в Переделкино, но ни отца, ни тетю Валю, как я всегда ее называл, мы в наши разборки не вовлекали. Вообще должен вас разочаровать, Валентину Васильевну помню как справедливую женщину, которая изо всех сил старалась удержать равноприязненные отношения к Толе и ко мне.
Анатолий Анатольевич Серов не был тем «исчадием ада», каким он выглядит в вашем изложении. Он был сыном двух знаменитых отцов, но ничем, кроме этого, похвастаться не мог. В семье его терпели. И вот такой недолюбленный, он деградировал, разочаровав тех немногих, кто от него чего-то ждал, и рано умер.
Приходя попрощаться с нами на сон грядущий, его мать нередко задерживалась возле дивана, где было постелено мне, и, забывая о том, что она делает это не второй и даже не третий раз, делилась со мной, десятилетним пацаном, что не уводила она моего отца из семьи и нет ее вины перед моей матерью. Я неловко себя при этом чувствовал, но тем неизбежнее эти случаи запоминал.
Да это, скорее всего, и были первые заметные следы ее нездоровья. Тогда я этого не подозревал. Я-то ладно, но боюсь, и отец в конце 40-х годов прошлого века еще не распознал болезни, которая скоро и неотвратимо погубит и карьеру, и жизнь любимой женщины. Не стало спасательным кругом для их брака рождение на свет в начале 50-го года моей сестры Марии Кирилловны.
К сожалению, поразивший Серову недуг не считался болезнью в первые послевоенные годы.
Я одного не пойму: зачем вы, не зная, а может быть, даже хуже, не желая принимать во внимание такого рода подробности, стали излагать с государственного экрана свою, простите за выражение, пошлую версию этой жизненной драмы, подключая тем самым голос своего канала к хору вульгарных и недобрых отгадок, ищущих, а точнее — якобы разъясняющих смысл и тайну появления в отечественной поэзии стихотворения «Жди меня». Чаще всего это делается под соусом высокого патриотизма, как начали с этого и вы в своей малопочтенной передаче. И сделали это вы в год восьмидесятой годовщины Победы и в год стадесятилетия автора — поэта Константина Симонова.
