— Сергей Анатольевич, один из последних ваших проектов в ДНР — театральная студия с красивым, но лично мне непонятным названием, несколько молодых участников которой погибли на фронте. Расскажите об этих ребятах.
— Наша студия называется «ТРИАС» — с греческого «Троица». Античные театралы три начала видели в театре: небо, боги и человек.
Мы работали при Донецком городском молодежном центре.
Первый из погибших — Илья Уваров-Наровский, я с ним познакомился на «Кораблевнике» — это такой литературный клуб у нас.
Смотрю, какой-то парень задает умные вопросы. И взгляд как у Алеши Карамазова или Аркадия Долгорукова из романов Достоевского.
Я подхожу и говорю: «Когда ты в последний раз виделся с Родионом Романовичем?» — «Только что. Перед тем как сюда прийти».— «И что он тебе сказал?» — «Что Елизавету он не убивал. Руки мне показал, говорит: нет крови ее на моих руках…».
После этого разговора я пригласил его в театр.
Он поставил условие: если мне понравится репетиция — останусь.
— Илья был студентом?
— Магистрантом филологического факультета Донецкого госуниверситета. Он играл у меня главную роль в версии пьесы «Человек из Подольска», которую мы вместе придумали.
И как это ни странно, все, что мы придумали, почти соответствовало тому, как он вдруг погиб. Премьера была запланирована на 27 марта 2022 года — Всемирный день театра. В этот день он сложил голову под Харьковом, в селе Ольховка (в боях с боевиками «Кракена» — самого фанатичного подразделения «Азова»*(террористическая организация).
Второй студиец — Саша Мусенко, погиб под Нью-Йорком (украинское название поселка Новгородское близ Дзержинска. — И.В.).
Они оба ушли по призыву.
Наш спектакль, кстати, начинался со считалочки: «Ехала машина темным лесом/За каким-то интересом,/Инти-инти-интерес — /Выходи на букву «эс»… Один из артистов жмурился, все разбегались, а Илья, по сценарию, никак не мог спрятаться.
Так и знакомым, которые предлагали ему куда-то скрыться, он ответил: «Я прятаться не буду».
Два года Илья числился в списках пропавших без вести. У меня была надежда, что он жив, пусть попал в плен. Но нет.
— Вспомните его последние слова.
— Он произнес фразу, казалось бы, банальную: «Сергей Анатольевич, берегите себя». Это всё.
А матери, когда уходил на фронт, сказал такие слова: «Мама, спасибо тебе за всё».
А третья наша потеря — Сережа Твердохлеб, он проходил к нам всего два месяца.
— В вашем театре-студии все актеры принципиально были любителями?
— У нас есть и профессиональные актеры — из Макеевского театра юного зрителя, например. Всего примерно двадцать артистов.
— Перечислите главные постановки.
— «Театр Джона Леннона», «История доброго утра» по Мамлееву.
— Вашего «Леннона» я, кажется, видел…
— Сильно сокращенную версию. Во время премьеры главную артистку увезла «скорая», но никто и вида не подал — доиграли без некоторых сцен с ней и ее монологов.
— Основной площадкой «ТРИАСу» служил городской молодежный центр?
— В последнее время работали там.
— В декабре 2022 года Центр пережил сильный обстрел — погибли люди, в том числе 21-летняя девушка. После трагедии здание не использовалось по назначению?
— Сейчас вообще всё в городе закрыто — по крайней мере до этой осени учреждения культуры официально были закрыты. Если что-то где-то и проводилось, то без афиширования.
— Чем вы занимались, когда вынужденно искусство поставили на паузу?
— Творческий человек не может стоять на месте. Я делал переводы с итальянского, писал киносценарии.
С подачи Евгения Головина (поэт, эзотерик, мистик, 1938–2010. — И.В.) сделал по роману Эдгара По «Повествование Артура Гордона Пима из Нантакета», киносценарий «Воскресный приют» о путешествии на Южный полюс.
А «от отчаяния» начал делать моноспектакли: «Страсти по Байконуру», «Мистерии преображения», «Терриконы сердца». Последний представил в Доме Ростовых по приглашению Ассоциации союзов писателей и издателей России.
— Определите точнее жанр данного произведения.
— «Дорожная карта» путешествия по воспоминаниям, мифам, легендам, судьбам выдающихся людей, живших в Донбассе. Путь — остановка Прокофьев. Продолжение пути. Еще остановка — Менделеев. Ханжонков. Маяковский.
— Об «официальной» донецкой театральной жизни московский читатель узнает все больше — мы постоянно пишем о деятельности Союза театральных деятелей в ДНР, отдельных театров, режиссеров и актеров. Но если то, что вы делаете, назвать андерграундным театром, то как он возник и с чего и когда все начиналось для вас?
— В 1986 году я работал в Донецком госуниверситете, в студенческом клубе у нас был коллектив, куда входили в юности известные донецкие ученые-филологи: известный донецкий лингвист Вячеслав Теркулов сыграл у меня пять главных ролей.
— Что ставили тогда?
— В 1986-м у нас была премьера спектакля «Прикосновение» по «Солярису» Станислава Лема.
— Решили на фоне запрета на Тарковского «импортозаместить» его шедевр 1972 года? Вообще, удавалось ли ставить неподцензурные произведения, ведь цензура в СССР еще четыре года существовала?
— Самое удивительное, что, когда мне понадобился для одного мероприятия фрагмент «Соляриса», как раз тогда Тарковский не вернулся в СССР и его творчество запретили. И я поехал на дальний склад Госфильмофонда, находившийся возле Донецкого аэропорта.
На одной из полочек лежали пленки всех фильмов Тарковского, перечеркнутые красным крестом.
— Нужный фрагмент вам дали?
— Да. И даже разрешили поставить спектакль по «Гофманиане» Андрея Арсеньевича, напечатанной в журнале «Киноискусство».
Марина Арсеньевна Тарковская была в шоке: упоминание имени ее брата-«невозвращенца» в печати пресекалось, а здесь — спектакль.
— В Донецком аэропорту — уже новом, построенном к футбольному чемпионату Евро-2012, — работала ваша дочь.
— Она трудилась в службе досмотра. Когда украинская армия и ополченцы развернули бои за аэропорт, руководство уехало в Киев. А собаки остались.
Тогда моя дочь стала убеждать волонтерские организации спасти животных, которые неделю сидели в клетках без еды.
— Спасли?
— Какой-то самый отчаянный волонтер отважился, и они вывезли собак под градом пуль и снарядов.
— Сергей Анатольевич, сейчас принято считать, что при украинской независимости Донбасс испытывал мощное культурное украинское давление. Но, кажется, до зимы 2014 года регион жил своей жизнью.
— Помню свое детское удивление, когда мне впервые сказали, что Донбасс — это вообще Украина. Донецк и Украина не сводились в одну точку. И после 1991 года в Донецке ощутить все эти процессы было невозможно.
Если и были какие-то внедрения, то кратковременные и недолгие. На нашей почве украинское не приживалось.
Да, они делали спектакли на мове, но на них никто не ходил. Когда на сцене Донецкого драматического театра стала в детских постановках звучать украинская речь, зрители ездили в ТЮЗ Макеевки, лишь бы их дети смотрели сказки на русском.
— В 90-е в Донбассе наблюдалось «российское засилье»: «Московский комсомолец», «Труд», «Комсомолка» и «Литературка» в киосках, книги российских издательств (не русскоязычные, а физически отпечатанные в России) — на каждом углу, кассеты и диски на русском, фильмы с русским дубляжем, русская музыка в радиоэфире…
— Донецкий книжный рынок «Маяк» всегда был завален российскими книгами. Другие никто не покупал.
В киоске «Пресса» за редчайшим исключением все было по-русски (в том числе местная периодика. — И.В.).
— Из орбиты русской культуры Донецк, получается, никогда не выпадал?
— Именно так.
В мае 1991 года мы провели в Донецке Съезд русского верлибра. Зимой 2013 года — мини-фестиваль русской литературы Украины «Знаки отличия» — с участием шести журналов, выходивших на русском в Донецке, Киеве, Днепропетровске и Германии.
— А как донецкий край жил при СССР в духовном и материальном плане?
— Наш город никогда не был провинцией. Москва и Ленинград снабжались по первой категории, Донецк — по второй. Причем у нас был колоссальный спрос на литературу и культуру в целом.
— С 2014 года вы не покидали родных мест. Какие дни и месяцы вооруженного конфликта тогда еще на востоке Украины были для вас самыми страшными?
— Самые страшные дни — перед заключением второго «Минска» (11–12 февраля 2015 года. — И.В.). Накануне грохотало так, что я не помню ничего подобного. К тому же ВСУ использовали фосфорные бомбы. Мы видели в окно, как они вспыхивали и растекались в воздухе, словно сгущенное молоко.
— Сколько раз лично вы попадали под обстрел?
— У меня «вторых дней рождения» столько, что пальцев на руках не хватит сосчитать.
В самом начале событий 2014 года милиция (и другие силовые структуры) были еще украинскими, я тогда оказался неподалеку от Пожарки. Вдруг началась сильная стрельба и прозвучали взрывы — грохот был как на Курской дуге. Вокруг многоэтажки — их близость усиливала эхо.
Мне кричат: «Ложись!». А я стою и думаю: «Я же в своем родном городе, что здесь со мной может случиться?» И тогда с чердака крыши больницы начал работать пулемет. И по сравнению со взрывами его очередь звучала как флейта.
— С тех пор этот грохот не прекращался?
— Были кратковременные моменты тишины — перед Пасхой или Рождеством, когда договаривались (о перемирии). Но с 2014 года по сегодняшний день Донецк находится под постоянными обстрелами.
— Я знаю, что у вас есть личные причины, по которым вы не уехали из Донецка. Но если бы могли перебраться в «материковую» часть России, вы бы сделали это?
— Я не могу себя представить вне города. Не могу в голове сконструировать такой вариант. Это не потому, что я такой суперпатриот…
Кстати, а что такое патриотизм? В моем представлении — это бесконечное движение духа в формате звездного озарения, которое находится над тобой.
— Вы верите в связь земли и неба?
— Конечно. Знаете, почему Азовское море называлось Собачьим? Потому что если соединить карту звездного неба и карту Земли, то морда пса охотника Ориона попадает как раз на Азовское море.
А почему Крым называется Тавр, Таврида? Созвездие Быка прямо на Крым ложится! У наших предков голова постоянно была вверху — они наблюдали за звездными перемещениями.
— Считается, что Донбассу в современном понимании полтора века, ну максимум несколько столетий, если брать отсчет с первых сторожевых казацких постов.
— Киммерийцы первыми осваивали Северное Приазовье в 900–600 годы до Рождества Христова. Потом племена асов (полумифические покорители Скифии), сарматы и скифы.
В наших местах римляне выстроили лимес, вал со сторожевыми башнями, какие возводили на границах Римской империи, назовем его условно Мариупольским. Он проходил там, где находятся приморские села Сопино (Волновахский район ДНР) и Ляпино (Левобережный район Мариуполя). Длиной лимес был 42 километра, а по его стене могли проехать два всадника!
Так что под Мариуполем стоял римский регион — у них крепость была у Азова, и с ней случилась природная катастрофа. Место для строительства выбрали неудачное — вокруг лиманы, и крепость утонула.
У донецкого историка, профессора Александра Артуровича Дынгеса совместно с итальянцами был план откачать всю эту жижу и получить новый туристический объект.
Археологи успели отсканировать территорию; я видел эти сканы, по ним видно, что крепость в целости и сохранности.
— Откровения в духе, что пушкинское Лукоморье или битва на Калке, где русские дружины сражались с монгольскими ордами, — это часть большой донецкой истории, «неподготовленного» слушателя могут обескуражить…
— Мало того, по мнению ряда историков, легендарный половецкий город Шарукань тоже наш. Специалисты никак не могли решить, где же он на самом деле находился. А выяснилось, что постоянного места вообще не было, что это был «мобильный город» с тридцатиметровыми домами на колесах…
И по ночам они передвигались вдоль Северского Донца при свете факелов, образуя загадочный огненный карнавал.
— Поэт и сценарист Юрий Арабов печатал свои произведения в вашем альманахе «Четыре сантиметра Луны». Вы были близко знакомы?
— Больше скажу, мы в 2017 году договорились открыть в Донецке киношколу. В ответ на мое обращение Арабов заверил, что готов вести для нашей молодежи лекции и договорился с коллегами о том же. Планировалось преподавать сценарное искусство и режиссуру. А Юрий Николаевич стоял бы во главе.
— Была ли эта задумка реализована?
— Нет, и тому есть несколько причин. Первых договоренностей мы достигли в разгар экзаменов в московских вузах, так что решили, что учебный год начнется 1 сентября 2018 года. Но война помешала.
— Приезжал ли Арабов в Донецк?
— Нет. Но я к нему в Москву приезжал и даже был одним из немногих, кто побывал у него дома, — Арабов мало кого приглашал к себе.
В свое время я был директором подразделения Федерации киноклубов СССР в Донецке, так что мое начальство было в столице, Федерацией руководила Ирина Николаевна Гращенкова, с которой Арабов дружил.
— Как произведения Арабова попадали на страницы вашего альманаха?
— Он мне их сам давал.
— Речь о неопубликованных текстах?
— «Медея» («Фауст») — это вообще свежак был, мы ее первые напечатали. А «Silentium» по Тютчеву до меня опубликовал журнал «Киносценарии». Но Арабов сказал: «У тебя публика не специфическая, а просто читатели. Возьми, напечатай».
И ряд своих стихотворений давал, которые нигде до этого не выходили.
*террористическая организация, запрещенная в России
