Неизбежный вопрос, штампованное развлечение под юбилей: а вот был бы сейчас жив имярек, чтобы он сказал, на чьей стороне был? В случае Летова, я знаю, на чьей он стороне.
Лютая совершенно антисоветчина 80-х с идеально демшизовыми словесными оборотами (первый проект Летова вообще назывался «Посев» - здесь старички-либералы должны прослезиться) не осталась не замечена. Летова принудительно поместили в психушку, где, как он сам потом вспоминал, он был «на «усиленном обеспечении», на нейролептиках». Его закалывали галоперидолом и привязывали к кровати, когда от лекарств начинались конвульсии. Три долгих зимних месяца. «В какой-то момент я понял — чтобы не сойти с ума, я должен творить. Я целый день ходил и сочинял: писал рассказы и стихи».
А потом по стране загремело «Все идет по плану». Символ разрыва между чиновничьим официозом и реальностью. Актуальный по сути и сейчас символ, несмотря на анахронизмы в тексте. Ярость, протест, КГБ-рок, лед под ногами майора (а кто в молодости не был радикалом?) – все это шло вместе с перестройкой, но не параллельно ей, а перпендикулярно. Потому что Летов прозревал, что заявленная свобода, это «очередь за солнцем на холодном углу».
А так и вышло. И в 1993 году практически на баррикадах Летов пел: «Вижу, как из пепла восстаёт моя Родина! Слышу, как поёт моя советская Родина!». (Затем участвовал вместе с Лимоновым и Удальцовым в создании запрещенной ныне Национал-большевистской партии.) Человек, которого запрещала советская власть, которого советская власть поместила в психбольницу и фактически пытала там, сказал: «Я — советский националист. Родина моя — СССР. СССР — это первый и великий шаг вдаль, вперед, в новое время, в новые горизонты. СССР — это не государство, это идея, рука, протянутая для рукопожатия, и слава и величие России в том, что она впервые в истории человечества взяла на себя горькую и праведную миссию: прорыв сквозь тысячелетнее прозябание и мракобесие, одиночество человека к великому единению — к человечеству». (Ничего из современного, многополярного, не напоминает?)
Но пластмассовый мир победил. Кому стал нужен ломтик июльского неба? В 1998 году Летов скажет: «Советский Союз я защищаю до смерти. Это была моя Родина. Сейчас я живу Бог его знает где. Нас посетила какая-то чума. Но она скоро закончится. Самое главное оружие — это терпение. Нужно терпеливо воевать, не принимать, и постоянно гадить этой чуме. Пока она не сломается». Так, сквозь сопящие в горле комья воспоминаний, прозвучит голос поколения. Еще не знающего – скоро не закончится.
А потом будет альбом «Звездопад»: перепетые Летовым советские песни, надоевшие своей навязчивостью со времен радиоточек на советских кухнях, вдруг обретут новую жизнь. И на сломе веков опять затеплится надежда, что пионеры еще вернутся в занесенный по грудь пылью тягучей город детства, сойдут на дальней станции, шагнут в траву, как в море, босиком, а на небосклоне привычных квартир вновь загорится звезда Альтаир.
Потом будет реанимация у Летова и альбом «Реанимация» и горькие, злые строки песни «Чужое»: «В тебя доверчивого плюнет с неба мразь, Ветра, часы и телефоны сменят власть, Твоё утраченное время не придёт, Оно чужое — у тебя лишь только имя своё». Все давно чужое, все давным-давно не свое. Тяжелое осознание.
«Когда я умер, не было никого, кто бы это опроверг». Летов очень гордился этим своим стишком. В 2008 году никто не опроверг, что Егор, по собственному определению «христианин всех религий», ушел к Господу. Ушел, но не умер.
Иней, словно сердобольный смех, продолжит валиться на русское поле экспериментов. И вместе с Летовым мы будем идти в тишине, туда, послушная Офелия плывет на восток, где вечная весна в одиночной камере, где Незнайка платит за свои вопросы, где ходит дурачок по небу, где летят качели без пассажиров, где вечность пахнет нефтью…
Я знаю, с кем сейчас Летов. В «Солнцевороте» он пел: «Ливнем косым постучаться в нашу дверь, Гневные вёсны, веселые войска, Однажды, только ты поверь, маятник качнется в правильную сторону…».
Маятник качнулся.
