ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Надежда Колышкина, член Союза писателей России и Интернационального союза писателей (ИСП), лауреат международных и региональных конкурсов, издается как в России, так и за рубежом. Автор книг «Что на Небе, то и на Земле», «Поэты и боги», «Небесная вертикаль», из которой выросла серия «Споры богов». В 2019 г. в Лондоне в англо-русском театре ArtVic была поставлена пьеса по ее книге «Пир вместо войны», в 2021 году лондонцы увидели «Конец Времен» — в России пьеса вышла под названием «Грехопадение вне Эдема».
1.
— Надежда Ивановна, что для вас мифы?
— Миф — это код человеческого существования, данный нам в сказаниях, легендах. Углубившись в миф, умеющий читать и мыслить поймет, что там не только о человеке — в мифе закодированы тайны бытия, возможно, это глубинный код мироздания. В мифологических сюжетах я вижу отголоски той цивилизации, которая, безусловно, была до нас, знала больше нас и, все познав, погибла. Мы можем извлечь уроки из горького опыта очень далеких предков. Впрочем, если мы ничего не извлекаем из своего опыта, что нам до каких-то сказочек и легенд!
— Существует ли статистика, сколько мифов было создано за историю человечества?
— Думаю, не сосчитать. Известная нам греко-римская мифология — лишь малюсенькая часть той, назовем ее «первобытной», скрытой от нас, истории. «Вы, греки, как дети, не знаете ничего о древних временах», — говорил Солону египетский жрец. Дальше он вспоминает о легендарной Атлантиде, поглощенной водами Океана, о том, как пострадала в те незапамятные времена могущественная некогда Эллада. Греко-римский корпус мифологии кажется нам наиболее значимым и полным, поскольку мы, хоть и боковые, но наследники ее. Правда, из дошедших до нас и изученных, возможно, он действительно более полный.
— Полнее, чем египетский, восточный?
— Египетский явно старше, и поэтому как бы простой, но еще более непонятный. Египетский миф охватывает период, где боги не просто могли перевоплощаться, появляться и исчезать в разных видах и состояниях. Это реальные зверобоги. Не олимпийский козлоногий Пан, который прекрасно пел, шалил, гонялся за нимфами и пастушками, а грозный Апис, который бегал по берегам Нила в облике быка и (согласно мифу) очень злился, если ему подносили не цветы и злаки, а куски мерзкого мяса.
В этом же ряду мрачный Анубис, который и не помышлял скинуть шкуру шакала. «Какая разница, в каком прикиде сопровождать умерших?» — думал он, если действительно был на свете. Или взять сына Исиды и Осириса, Гора. Соколиный глаз Гора-дитя дошел до нас и прекрасно смотрится с рекламных щитов, где офтальмологи и косметологи зазывают нас в клинику, тогда как сам Гор в традиционном египетском представлении выглядит обыкновенным соколенком. Сидит такая птичка-невеличка с полномочиями бога обоих горизонтов и смотрит сквозь тысячелетия свысока — и на нашу офтальмологию, и на нашу косметологию. Во времена Гора с этим справлялись лучше!
— С какого периода вы исчисляете появление мифов?
— Как это можно определить? Глиняные таблички, которые не так давно откопали в Месопотамии, опровергают многие устоявшиеся представления о древности народов и их происхождении. Куда теперь помещать шумеров с их собственным мифом о Потопе? Не на планету же Нибиру, к праотцам анунакам, о которых те же таблички повествуют, как говорится, на полном серьезе. Я не хочу уподобляться Захарию Ситчину и с ученым видом выстраивать историю человечества, полагаясь на мифологию и не всегда достоверный артефакт. Поэтому мои книги — чистая фантастика, а если вдумчивый читатель найдет в них здравые рассуждения, флаг ему в руки — думай дальше сам. Я, собственно, для того и пишу, чтобы люди хоть о чем-то задумались!
Но если «кроме шуток», как говорят в Одессе, то история человечества, а следовательно, и мифа — вовсе не жалкие 20–30 тысяч лет, а где-то двести-триста… если не миллионы. Поэтому тщета полная — искать обсидиановые ножи, скребки и чашки, судить по скальным изображениям, кто к нам прилетал или это плод фантазии древних художников.
— Это ерунда? Заблуждение?
— Не ерунда: и художники были, и техника нам неведомая была, но дошедшие до нас артефакты не более чем случайно уцелевшие осколки былых цивилизаций. Так, черепок с минойским рисунком может оказаться осколком горшка, слепленного руками самой Афины Паллады. Так же и миф — это остаток, обломок былых четко выстроенных представлений о Вселенной, о человеке, о боге.
— К Афине Палладе я хотела бы еще вернуться, но прежде хочу спросить: эти мифы имеют под собой хоть какую-то реальную основу или они фантазия, талантливо написанное сочинение, поддерживаемое и развиваемое на протяжении веков?
— Знаете, писаная история многое искажает, тогда как в устной традиции, когда знание передается из уст в уста, жрецу могли голову снести, если исказит хоть строчку. Устная традиция очень сурова к носителям ее. Но мы, увы, не знаем, насколько одичали люди после мировых катаклизмов — потопа или оледенения, — и какие смутные воспоминания о прошлом передавали они своим детям. Инки упорно твердят, что пирамид они не строили и вовсе это не наследие инкской цивилизации, так же и аборигены с острова Пасхи честно признаются, что истуканов устанавливали не они.
— В таком случае у вас, как специалиста по мифам, есть ответ на вопрос, откуда это все взялось?
— Да не такой уж я специалист! Просто много читаю, смотрю, думаю, сопоставляю. И тогда сама собой выстраивается вдруг картина, иногда страшная. Скажем, все знают миф об Икаре: ребенок Гелиоса, бога Солнца, упросил отца дать на время свое транспортное средство (согласитесь, знакомый житейский сюжет), однако, не справившись с управлением, спалил планету. В результате из зодиакального круга выпал один сектор — знак Змеедержца. Астрономия и астрология веками не признавали друг друга, но тут вдруг сошлись.
Оказывается, была небесная катастрофа, но была она миллионы лет назад. Так что те цивилизации, которые мы пробуем найти по черепкам и пещерным рисункам, возможно, смыло не Потопом, а Солнечным ветром. Однако есть то, в чем нельзя усомниться. Индийские веды содержат чертежи летательных аппаратов, будто начертанные современными конструкторами в КБ. По этим чертежам строились образцы, и обнаружилось, что механизм, придуманный древним инженером, безупречен с точки зрения аэродинамики и прочих требований, необходимых для летательных аппаратов. Одного не удалось понять: какое топливо использовалось в те незапамятные времена. А сколько вековечных тайн хранят свитки Тибета, сколько их сгорело в Александрийской библиотеке? Почему Гитлера так тянуло в Тибет? Да и Александр Македонский не зря наведывался к египетским жрецам.
2.
— А экспедиции Рериха, Гумилева, других ученых-исследователей…
— Даже Сталин посылал ученых не только на Колыму, но и в Гиперборею, то есть страну, что за Северным ветром, Бореем. Вспомним известную экспедицию Бокия на Кольский полуостров. Что они там искали? Думаю, не трассу к Северному Ледовитому океану прокладывали. И почему всех так завораживает Полярная звезда? Сириус-то ярче! Но в ведах сказано, что боги жили под Полярной звездой, а индусы до сих пор молятся на север.
Все это, увы, загадки без ответов. Но поиск ответов завораживает. Главное, не пытаться «догнать и перегнать» великих и древних авторов. Софокл, Еврипид, Эсхил умудрились дать миру свою интерпретацию мифа, и, возможно, она самая верная, однако после них все опыты интерпретации мифа не кажутся удачными. Даже склонные к авантюризму современные режиссеры опасаются играть с мифологией, при этом беззастенчиво «переписывая» классиков.
— Я даже догадываюсь, кого из режиссеров вы имеете в виду.
— Намек на «переписанных» Константином Богомоловым «Бесов», как говорится, совсем из другой оперы. Театральные опыты Богомолова, его трактовка известных произведений — это попытки в «тысячах тонн словесной руды» отыскать те смыслы, которые волнуют его как мыслителя… да, да, очень глубокого мыслителя и требовательного к себе и другим художника. Более того, Константин столь великодушен и смел, что, не боясь поругания, пытается разбудить «дремлющие умы наших современников» хотя бы путем эпатажа. Я, например, не столь щедра. Мой девиз: Sapienty sat — «умный поймет». А достучаться до заскорузлых умов, заставить их вступить в полемику единственно доступным им методом — через ругань и отрицание — увольте. Пусть варятся в собственном соку, как говаривал мой муж, употребляя вместо слова «варятся» более крепкое словцо, которое знает самый «рафинированный интеллигент». Представьте, это меня не волнует. Надеюсь, столь же равнодушен к мнению псевдоэстетов и Константин Богомолов.
— Вернемся к великим из мировой мифологии. У вас есть любимый миф, любимый персонаж мифа?
— Если взять греко-римский пантеон богов, то любимая героиня — Афина. Пожалуй, самый нелепый мифологический сюжет — это рождение Афины из головы Зевса, ее отца, при полном уничтожении матери путем съедения ее супругом. Я попыталась разобраться в кровавых перипетиях жизни этой воинственной девы, ставшей — также путем убийства — Афиной Палладой. Рассказ писался легко, как бы сам собой. Я даже подумала: «Если все так гладко, значит, небеса помогли, пожалуй, так оно и было». Перечитала. И тут мне стало настолько не по себе, что я позвала мужа: «Прошу тебя, прочитай, я такую жуть написала, что мне страшно!». Ни страшилок, от которых стынет кровь в жилах, ни извращений, расширяющих круг читателей, вы в моих текстах не найдете, но тут ужас громоздился на ужасе. Афина из бойкой смелой девочки, выращенной отцом, чтобы стать девой-воительницей, стала вдруг квиром, то есть персоной с неопределенным полом.
— Вы хотите сказать, трансгендером?
— В современной терминологии можно и так. Загадка рождения Афины позволяет разные трактовки. Началось с того, что Зевс стал главным олимпийским богом, свергнув Крона, своего отца. По Олимпу немедленно поползли слухи, что Зевс запустил дурную бесконечность — занимать престол путем свержения отца, — а значит, и ему уготована участь пасть от руки сына. Жена его, богиня мудрости Метида, как раз ждала Афину. Зевс (по мифу) ничего лучше не придумал, как проглотить любимую супругу. Недоношенный плод, который оказался девочкой, а значит, не представлял никакой угрозы, Зевс пощадил. Более того, он донашивал его в собственной голове, как в инкубаторе.
— Какие же боги кровожадные и коварные. А еще боги!!!
— Да, они все время кого-то или что-то глотали, убивали, оживляли, похищали, оплодотворяли совершенно непригодные к случке предметы. В результате рождались иной раз химеры, иной раз — образы немыслимой красы. Так, богиня любви Афродита родилась из крови (семени) оскопленного Кроном Урана, упавшего в бездну Океана. Посему и известна нам как Пенорожденная (вышла из пены морской). Словом, боги экспериментировали, но немного «не довели» эксперимент! Что касается Афины и ее странного рождения, то тут напрашиваются странные параллели. А что мы знаем о существовании древних технологий и методик? В наших северных сказах есть сведения, что недоношенных детей (вполне земных) доращивали в тесте, задвинув квашню в остывающую печь, где слабый младенец не сгорит, не станет начинкой для пирога, а будет дозревать, как в утробе матери. И нет ли здесь отсылки к сказкам, где Баба-яга задвигает на лопате младенца в печку? Может, и не злодейка она, а вполне грамотная по тем временам бабка-повитуха?
Но одно дело печь, где можно регулировать температуру, а другое — голова, вместилище помыслов и дум. Думаю, мы часто путаем иносказание с искажением, аберрацией временем. В случае с Афиной это вполне мог быть очередной «проект» Зевса. В голове Громовержца постоянно рождались идеи по воспитанию и перевоспитанию человека. Так, из своих детей от смертных женщин он упорно выращивал «героев», которым предрекал вечную славу. Впрочем, так и вышло: сколько ни чудил Геракл, свершая свои подвиги, а людьми до сих пор воспринимается как герой. Дочь свою Афину Зевс замыслил девой-воительницей и воспитал таковой, присвоив ей титул богини Справедливой войны.
В моем рассказе Зевс так объясняет дочери: «Ты родилась в моей голове как проект и не слушай досужих баек». Сам Зевс был безудержным гулякой, однако в вечном поиске земных подруг видел свой долг по улучшению человеческой породы, зато дочь от Метиды (повторюсь — Мудрости) воспитал чистым смелым воином. Существуют мифы, где Афина стала Палладой якобы в честь некой своей подружки, которую звали Паллада, и с намеком, что воительница мужчин вообще не любила. Действительно, согласно мифам Афина была бездетна и в каких-либо любовных интрижках, так свойственных другим богам, не замечена.
Зато у нее был друг детства — великан Паллант, которого она учила писать и читать. Именно этого великана она нечаянно убила, спасая Вакха. А когда осознала, что друг детства погиб от ее руки, с решительностью воина натянула на себя его остывающую кожу, чтобы, соединив две плоти, слиться с Паллантом воедино. Брат ее Гефест завершил процесс соединения над пламенем горна, дело освятили тайными обрядами, после чего дева-воительница стала и мужчиной, и женщиной в одном теле. Именно эта история так напугала меня на втором этаже дачи, когда Афина сама поведала мне свою историю.
— Получается, что уже тогда, когда гибли одни и нарождались другие цивилизации, существовало понятие андрогинности, трансгендерства.
— Больная очень тема. В животном мире, к коему принадлежит и человек, заложена видовая несовместимость, только лошадь и осел могут спариться, в результате чего получится мул, но мул не даст потомства, с кем его ни скрещивай. Возьму на себя смелость высказать догадку, что грехопадение Евы как-то с этим запретом связано… Зададимся вопросом: почему так много в мифологии змеехвостых богов? Напрашивается ответ: да потому что описываются времена, когда Землю заселяли преимущественно земноводные и появление в доме (саду) змея не было редкостью. Еще несколько вопросов, более острых: откуда взялся в Эдеме (Райский сад) Змей? И зачем он появился? Как испытание Человека? Но почему испытание идет через соблазн пищей, а не более традиционным способом? И почему искусу подвергается именно женщина?
Допустим, что в незапамятные времена, когда не было еще строгого видового разграничения, женщин понуждали к соитию представители более сильных (в физическом смысле) групп животных. В результате появлялись химеры, коих, кстати, также полно в мировой мифологии. Порочная традиция была прекращена как запретом межвидового скрещивания, так и строгими моральными нормами. И мы вряд ли узнаем, кем, как и когда были наложены эти непреложные запреты, подкрепленные моралью и страхом божественной кары. Однако легенда о нечистом чреве и изначальной порочности женщины, увы, слишком живуча.
— А что касается русских мифов, то есть сказок... Есть какая-то связь с мировыми мифами?
— Безусловно, есть, но наш русский пантеон, увы, плохо структурирован. Возможно, был когда-то строг, понятен и потому востребован народом, но рухнул под напором новой веры, и теперь его практически нет. Кроме того, бесконечные потоки людских миграций, смешение народов, языков, рас не способствуют сохранению устойчивой традиции. Этнос, конечно, остался, и русский народный характер, его привычки, склонности, странности легко угадываются в героях старинных сказок. Слава богу, мы избежали участи неандертальцев, которых наши дальние родственники, гиперборейцы, истребили практически поголовно.
Остатки миграционных волн, что после оледенения Гипербореи двинулись тремя потоками на юг, а спустя тысячелетия, сделав немалый крюк, добрались через Африку до Европы, с местным народом, мягко говоря, не церемонились. Мирные неандертальцы ведать не ведали, что живут в Европе, позже названной так в честь любовницы Зевса. Эти добродушные увальни с мозгом покрупнее, чем у homo sapiens, вероятно, имели свои привычки, традиции, возможно, верования, никого не боялись, ни на кого не нападали, поскольку нрав имели добродушный и драк не любили. А тут явились откуда-то из-за моря верткие и хитрые пришельцы, озверевшие в длительных походах и непрерывных войнах. И где теперь эти неандертальцы? Правда, наука доказала, что у европейцев и русских обнаруживаются четыре процента неандертальской крови. Не гнушались, значит, все-таки контактов в мирной жизни. Так нам ли горевать?!
3.
— Но сегодня мифы — это не прошлое, а инструмент настоящего. Достаточно посмотреть, как сегодня штампуются мифы относительно тех или иных событий далекой или недалекой истории. Легко ли творить миф?
— В принципе, миф легко построить, и даже пиарщики в этом поднаторели — была бы фантазия и пара-тройка правдоподобных историй. А вот чтобы опровергнуть, надо постараться. Бремя доказательств, что ты не верблюд, всегда ложится на оболганного. И таких примеров мы знаем сотни, если не тысячи. Наш мир — не фреска, а лоскутное одеяло. Все лоскутки соединены, но каждый отдельно, цельной картины не получится, сколько ни всматривайся. И я не устаю благодарить судьбу, что сводит меня с поистине незаурядными людьми. Мой мир очень красочен и богат. Это касается и моей семьи, и моей работы, и моих друзей.
— На дворе первая четверть XXI века. Для вас миф является ключом к пониманию современности и того, что происходит вокруг? Какой вывод вы делаете для себя?
— Вывод один, и весьма неутешительный — мы ходим по кругу. Даже не по спирали, а по кольцу, которое при этом истончается. С упорством маньяка приближаем нашу цивилизацию к гибели, а причиной тому — в который раз не выученный урок. За примерами далеко ходить не надо: Украина и то, что там происходит, — вконец истоптанные грабли, боевой гопак на граблях.
— Вам, с вашими знаниями, проще понимать происходящее?
— С одной стороны, проще, а с другой… Миф своей всеохватностью как бы заставляет смотреть несколько отстраненно, не сосредотачиваясь на сиюминутном, преходящем, и с этих позиций виднее будущее. Я не пророк, но названия некоторых моих книг становятся пророческими. Начало века, еще нет никакой конфронтации с Западом, я регулярно бываю в Европе, в Англии, где меня любят и ждут, но у меня выходит книга «Когда мы были…», а параллельно пишется другая — «Европа, ау!». По книге «Пир вместо войны» написана одноименная пьеса, ее ставят в Лондоне — англичане смеются шуткам моих героев. Проекция пира в чертогах Зевса очень хорошо ложится на развеселую, но слегка тревожную жизнь Лондона. А разве в Москве не длится бесконечный пир? Пируйте, господа, пируйте! Авось похмелье не будет слишком тяжким. Правда, бог с именем Авось в мифах не значится, зато присутствует в афише мюзикла, и мы в него свято верим.
