Все начиналось 10 апреля 1990 года, когда в Центральном доме работников искусства состоялся первый спектакль театра «Геликон» — «Мавра». Это была российская премьера оперы Игоря Стравинского. И в этом уже был манифест Дмитрия Бертмана: делать все не так, как все. Кстати, самому Дмитрию Александровичу было тогда 22 года. В той же возрастной категории была и его труппа — она насчитывала целых пять человек. А еще был оркестр — тоже из пяти человек. Возможно, маловато для партитуры Стравинского, но они справились. Во главе этой мощной оперной команды стояли основатели театра: кроме Бертмана — дирижер Кирилл Тихонов и концертмейстер Наталья Арутюнова. Увертюра, сыгранная пятью музыкантами под управлением маэстро Тихонова, прозвучала. А далее — большая пятиактная опера. Ну, любят здесь цифру 5!
Первый акт. От частного к общему. Действие разворачивается в Центральном доме медика на Большой Никитской, где «Геликон» играет на птичьих правах. Бертман знает, что после «Мавры» нельзя отступать от взятой высокой планки. А потому отправляет агентов в отдел редкостей библиотеки Московской консерватории. Агенты Бертмана возвращаются с добычей — неизвестной доселе рукописью оперы «Блудный сын» Клода Дебюсси. И на этот раз в театре «Геликон» — мировая премьера! Наступает 1991 год, и снова впервые поставлена опера-скетч Пауля Хиндемита «Туда и обратно», «Скрипка Ротшильда», написанная учеником Дмитрия Шостаковича Вениамином Флейшманом.
Появляется хор, который с первых сезонов своего существования превращается в легенду: то ли это хор, то ли балет, то ли миманс, которые умеют делать на сцене все. Вот только вопрос, за чей счет этот банкет. А за свой! «Геликон» записывает компакт-диски с «Маврой» и «Маддаленой» Прокофьева на британской фирме «Олимпия» и живет на полученные деньги почти год. Но деньги имеют свойство заканчиваться. Тогда Дмитрий Бертман и тенор, исполнитель партий первого положения Вадим Заплечный, покупают в Германии подержанный Opel-senator за 1000 марок, перегоняют его в Москву и продают. Деньги идут на новую постановку. Наконец город сдается перед натиском этого оперного организма: «Геликон» становится московским государственным театром.
Второй акт. Большая опера в маленьком театре. Пятилетний «Геликон» чувствует в себе силы: «а не замахнуться ли нам на большую оперу?» — и замахивается на «Пиковую даму». А потом и на «Травиату», а далее — «Аида», а следом «Кармен». Появляются художники Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева. «Геликон» приобретает собственное сценографическое лицо. А еще и «Золотую маску». На сцене блистают Наталья Загоринская и Лариса Костюк. В репертуар добавляются «Евгений Онегин» и «Царская невеста». А потом «Сказки Гофмана» и «Севильский цирюльник», «Мазепа» и «Золотой петушок». И тут происходит нечто, что ставит «Геликон» на новую ступеньку его олимпийской лестницы: «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. Оркестром дирижирует новый главный дирижер Владимир Понькин. А в 2000 году «Летучей мышью» здесь дирижирует Мстислав Ростропович. Детищу Бертмана уже 10 лет.
Третий акт. Маньяки на стройке. Сообразив, что пора уже снова что-то сделать впервые, театр легко решает эту задачу. И бьет наотмашь: ставит впервые в России оперу австрийского авангардиста Альбана Берга «Лулу». Мало того что музыка атональная, так еще и сюжет про проститутку, которую убивает маньяк. Чтобы закрепить успех, ставят «Средство Макропулоса» Яначека — конечно, язык не такой жесткий, как у Берга, но тоже ХХ век. И уж чтобы окончательно добить ревнителей Верди и Чайковского, театр ставит оперу Пуленка «Диалоги кармелиток».
Балетная интермедия. Здание на Большой Никитской закрывается на реконструкцию. Экскаваторы роют котлован, рабочие снуют, краны работают, а артисты едут на Арбат в офисное помещение, никакого отношения к театральному делу не имеющее. И героически играют там свой репертуар — без гримерок, без акустики, с пропускной системой входа в здание, и что самое катастрофическое — без оркестровой ямы.
Четвертый акт. Возвращение блудного театра. 2013 год. Бертману уже 45. И надо думать о следующем поколении режиссеров. И он придумывает конкурс «Нано-опера», как раз для того, чтобы увидеть: что там за ребята наступают нам на пятки? Ребята оказываются дерзкими и талантливыми. И до сих пор раз в два года демонстрируют в «Геликоне» свои нанозатеи. Ну а взрослые тоже не отстают. И в 2015 году совместно с Московской государственной филармонией выпускают «Демона» с участием Дмитрия Хворостовского. А вскоре играют первую премьеру на исторической сцене после реконструкции — «Садко» Римского-Корсакова. Теперь большую оперу можно играть на большой сцене. Всегда заполненный зал «Стравинский» (поклон первому автору) вмещает около 500 зрителей.
Пятый акт. Дом и фандом. И снова впервые: народный артист СССР Владимир Федосеев впервые дирижирует оперой в России. Он ставит в «Геликоне» «Пиковую даму» — и это событие мирового масштаба. В репертуаре появляется «Евгений Онегин» — реконструкция спектакля Станиславского 1922 года. А затем появляются спектакли, которые могут соревноваться между собой за статус лучшей постановки зрелого Дмитрия Бертмана. К этому времени вырос режиссер Илья Ильин, у которого обнаруживается свой почерк.
Театр становится, как теперь модно, культурным кластером. Впрочем, кластер — это все-таки не про «Геликон». «Геликон» — театр-дом. Потому что построен на принципах русского театра в версии Станиславского. Причем дом не только для тех, кто в нем служит, но и для зрителей, которые, как уже говорилось выше, давно составили геликоновский «фандом».
Эпилог. А вы знаете, что…
Консультантом на постановке «Евгения Онегина» в 1996 году была Зоя Соловьева, исполнявшая роль Татьяны в спектакле Станиславского в 1935 году.
Именно в «Геликоне» впервые в России появились титры («бегущая строка»).
«Геликон» ввел традицию исполнять оперы на языке оригинала.
На премьере спектакля «Бал-маскарад» Дж. Верди постановкой Дмитрия Бертмана дирижировал прямой потомок Верди, итальянский дирижер Симоне Фермани.
