Еще за полчаса до начала в фойе можно было наблюдать не только известные лица (актриса Елена Яковлева, ректор ГИТИСа Григорий Заславский, режиссер Тереза Дурова), но и срез последних событий в мире театра. Сюда пришли артисты «Современника», где Владимир Панков ставил, а теперь еще и «Ленкома», где он будет ставить и руководить. В первых рядах — президент театра Марка Захарова Марк Варшавер, продюсер Валерий Янклович, актеры Иван Агапов и Дмитрий Певцов. Не встречающиеся теперь под крышей «Ленкома», они собрались под крышей маленького театра Панкова.
Зал длинный, узкий, зрители, разместившиеся на четырех рядах, взглядом упираются в серый бетонный забор, составленный из пяти секций, — такой забор можно повсюду встретить в Москве. Эта невзрачная, казалось бы, промышленного назначения декорация (художник Максим Обрезков) окажется легкой и многофункциональной. Секции разъезжаются, разделяя узкое пространство сцены на комнаты, редакционные кабинеты, улицы. Они же становятся экраном, а рифленая поверхность забора с кадрами из советской истории придаст нашей истории нечеткость — было и прошло, вспоминается, но нечетко.
Заборное изображение поддержано изображением телевизионным — один допотопный, но большой телевизор, который в свое время в каждой семье был признаком достатка, транслирует программы передач. В данный момент — программу новостей с сюжетом о… вводе советских войск в Афганистан.
Нет-нет, это лишь фон, а не политический или социальный акцент спектакля с критикой власти. Фон, на котором происходит самое главное — жизнь молодого человека, провалившего экзамены в институт и нисколько по этому поводу не расстраивающегося (в отличие от своей матери) — он и так не знает, что ему делать, чего хочет от этой жизни. Но жизнь настойчиво предъявляет свои претензии, демонстрирует не самые красивые свои стороны. Разные поколения, разные запросы, вызовы, которые надо уметь принимать.
Эти общие слова у Панкова в «Курьере» (к счастью, он не стал менять название повести для спектакля) разложены как по нотам на подробности и детали жизни его героев. Не вообще, а в данный момент — середина 80-х, застой в обществе, еще не озвученный перестроечными лозунгами, витает в воздухе, и поколение, которое начинает взрослую жизнь, это остро чувствует. Отец главного героя — Ивана Мирошникова — так не ко времени уходит из семьи к другой женщине. Драма? Безусловно, только у Панкова драма жизни растворена в самой жизни, а в ней много чего происходит.
И вот это «много чего» режиссер умеет передать как никто. Мастер полифонии в мизансценах, в звуке, на узкой сцене, практически у ног зрителей, выстраивает огромный мир. Этот мир смеется, и плачет, и танцует, и задает вопросы, а не найдя на них ответов, летит сам не зная куда сломя голову. Полифонию сценическую поддерживает музыка — неизменный участник всех постановок Панкова. Музыканты оккупировали балкон, артисты с инструментами перед зрителем. А хиты 70–80-х? И они вплетены в сценическое действие так, что становятся текстом, который Шахназаров не писал.
— Но я хочу быть с тобой… — неуверенно начинает Иван, когда понял, что влюбился в профессорскую дочку Катю, присевшую на подоконник меж двух заборных секций, образовавших окно.
— Я так хочу быть с тобой, — нараспев отвечает Катя, но с интонацией скорее вопросительной, нежели утвердительной. А буквально через минуту: «И я буду с тобой». Таких нахальных диверсий со стороны шлягеров в текст уважаемого гендиректора «Мосфильма» будет немало.
История юного курьера Ивана на сцене из настоящего переброшена в прошлое и в будущее. Как это сделано — вопрос. Ответ — не прибегая к помощи новых технологий. Приключения юного Мирошникова со стороны оценивает пожилой человек с усталым лицом — его альтер эго, только спустя много лет. Переклички временные, звуковые — все это дает объем, будоражит, втягивает, в общем-то, в простую историю под названием жизнь. Каждого по отдельности и всех вместе — вот такой стереоэффект в «Курьере».
Он был бы, конечно, невозможен, если бы сорок человек, занятых в спектакле, не работали как единый механизм, не дышали общим дыханием. И не в статичных сценах, а в динамике. Массовые сцены (хореограф Екатерина Кислова) повторяют рисунок ролей персонажей — не карикатура, а гротеск, и довольно изящный.
И так бы не звучал спектакль, если бы у Панкова не было героя. Он есть — Саша Фокин, выпускник ГИТИСа, который три часа, что идет спектакль, практически не покидает сцену. Он невероятно обаятелен, чего не скажешь об исполнителе в культовом фильме. Заразителен, ироничен, дурашлив, в нем пульсирует энергия, наконец, он музыкален и с честью выдержал марафон и партнерство с опытными артистами. В роли матери две замечательные актрисы (в разных составах) — Наталья Щукина и Светлана Кочеткова, отец — Сергей Юшкевич из «Современника», и из этого же театра Таисия Михалап в роли бабушки Кати. Чудная Катя — Мария Роскошо.
Финал, который приготовил публике Панков, оказался неожиданным. Пронзительная ностальгия, возникающая от встречи Ивана и Кати, которые уже в преклонном возрасте, внезапно оборвется на трагической ноте. Но не трагедией героев, а нашего времени, когда здесь и сейчас, в каких-то пятистах километрах от Москвы, обрывается чья-то жизнь. И советская песня про то, что «должны смеяться дети» композитора Чичкова, открывавшая спектакль, в финале слушается совсем иначе.
После спектакля Карен Георгиевич Шахназаров признался, что шел на театральное воплощение своей давней повести с сомнением, но увиденное его потрясло.
