Знакомый всем со школьных лет «маленький человек» упирается под потолок небольшого полуподвального театра. Он напоминает Гулливера из уличного театра. На ходулях, переходящих в стоптанные башмаки, Акакий передвигается на протяжении всего спектакля, идущего 1 час 45 минут, если только не сидит и не лежит в кровати, не склоняется над огромной лупой, исполняя обязанности титулярного советника в департаменте.
Акакий все время поскрипывает, что-то бормочет, кряхтит, сопит, мерцает, напоминая отраженным светом Башмачкина в незавершенном шедевре Юрия Норштейна. Говорят, что Антон Федоров мечтал использовать анимацию мастера, но тот отказал, и правильно сделал. Было бы масло масляное. В качестве опоры Акакий Норштейна совсем не годится — слишком самодостаточный, лакомый кусок. Аниматор Надя Гольдман прекрасна по-своему, с Антоном Федоровым уже работала на «Мадам Бовари» и «Котловане», хорошо чувствует природу его режиссуры, и здесь ее образы гармонично дополняют его фантазии.
Башмачкин Норштейна заставляет сжаться сердце от боли и сострадания, Акакий Антонова жалости не вызывает. Да и живет он не так уж и плохо. Всегда с ним рядом заботливая Хозяйка. Она и еду приготовит, и если нет аппетита, с ложечки накормит, разбудит в срок, чтобы не опоздал на работу, ведро подставит вместо ночного горшка.
Утро Башмачкина выглядит так. Он просыпается, как младенец, справляет на наших глазах малую нужду в ведро, просовывая указательный палец в ширинку, завтракает, идет на службу вдоль занавеса с графичным изображением Невского проспекта в интерпретации Нади Гольдман. Акакий кутается в зябкое пальтецо, но тощая шинелька не спасает от метели и непогоды. Дыру в ней приходится затыкать все тем же указательным пальцем.
У Башмачкина приклеенный нос, накладная лысина, переходящая в сальные волосы до плеч. Комнатушка его убога. Возле кровати стоит двухконфорочная газовая плита советского образца, у которой хлопочет Хозяйка. За пределами жалкого жилища установлена швейная машинка, за которой сидит некто и шьет. Его лица мы не видим, только во лбу, как глаз, сияет лупа. Потом появятся характерные для героев Гоголя усы. Это Петрович, способный сшить шинель из топора. Из-за пазухи у него вылезает всякое зверье, пушнина, драные кошки, одна из которых пойдет на воротник Акакию, украсит его шинель. Тот же Петрович, как оборотень, разбойник с большой дороги, ее в сговоре отнимет, напялит на полное тело.
А шинель была так хороша, что Акакий впервые почувствовал себя человеком, гоголем прошел по Петербургу. Не шинель, а загляденье. В порыве бессвязного бормотания Акакий назовет ее своей женой Шанель. Фирменные речитативы Антона Федорова превращают шинель в Шанель. Фразы переливаются сходными звуками, тут и не такое померещится.
Повесть Гоголя разыграли четыре актера, с которыми Антон Федоров уже работал. Сергей Шайдаков — Акакий, Наталья Рычкова, недавняя Эмма Бовари в его спектакле по Флоберу, — Хозяйка. Алексей Чернышев — Петрович и Значительное лицо, напомнившее отца Панночки из «Вия». Семен Штейнберг, игравший Шарля Бовари, теперь вертлявый Кто-то, Чиновник, Частный, меняющий имена от Виктора, Валеры до Рустама. Он тут как тут, всегда под рукой, вневременной персонаж, похожий на черта.
Работать с Федоровым способен не каждый артист. С ним надо быть виртуозом, отчасти клоуном или клоунессой, существовать не в привычном для драматического актера ключе, а чувствовать себя персонажем мультфильма или даже насекомым. На сцене, максимально приближенной к залу, не всегда это пластическое тиканье, как часы, шебуршание внутренней жизни удается, но в лучшие, хотя и не частые моменты это производит сильное впечатление.
